Центр социальной, деловой и правовой информации представляет второй обзор в рамках виртуального проекта Книжный «АнтиНаркоФест».
Предыдущий обзор «Опиумная война классиков английской литературы» >>>>>>
Напомним, проект приурочен к Международному дню борьбы с наркоманией.
В 2009 году состоялась премьера фильма режиссера Сергея Соловьева «Анна Каренина» с Татьяной Друбич в главной роли. Конечно, зрители вольно и невольно сравнивали новую экранизацию с «канонической» версией Александра Зархи, где роль Анны исполнила Татьяна Самойлова. Многие критиковали игру Друбич и – особенно! – ее возраст, подбор актеров на те или иные роли и актерский ансамбль в целом.
Фильм 2009 года отличает достаточно любопытное режиссерское видение трагедии героини.
Отрывок из интервью с Сергеем Соловьевым:
«– Анна у вас в фильме под конец становится настоящей наркоманкой.
– И это не я сочинил, это было у Толстого! Посмотрите в романе – Анне после родов все время носят «лекарство». Впервые морфин ей дали во время родов как обезболивающее, и именно этот обезболивающий эффект морфина страшно важен. Хотя давно ее боль уже не физическая, а душевная, но она так сильна, что ее невозможно вынести без ложного обезболивающего эффекта наркотика.»
В интернет-обсуждениях зрители недоумевали: неужели это действительно так? Неужели настоящая, «книжная» Анна, Анна Толстого – наркоманка?
О том, что Анна Каренина бросилась под поезд, знают даже те, кто не читал книгу (то, что сцена самоубийства героини – не последняя в романе, знают не все). Те, кто читал, вспомнят фразу: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Вспомнятся губительная слепая страсть, измена нелюбимому мужу, вызов светскому обществу… Все что угодно, только не наркотики.
Что ж, есть повод подойти к книжной полке и взять в руки роман Льва Николаевича. Или прочесть его в электронной библиотеке >>>>>
Лев Толстой, конечно, не ставил своей задачей изобразить судьбу женщины, страдающей от морфинизма. Более того, вопрос о том, насколько он понимал, что такое наркомания, остается открытым. Как мы уже упоминали в обзоре «Опиумная война» классиков английской литературы», в XIX веке наркотические вещества считались лекарственными средствами. Такие лекарства были и в домашней аптечке Софьи Андреевны, жены Льва Николаевича. И все-таки на людей, зависимых от этих препаратов, уже обращали внимание.
Газета «Московские ведомости» в ноябре 1879 г. писала: «Каждому из нас, наверное, приходилось видеть между своими знакомыми людей, до такой степени привыкших к морфию, что они без него совершенно не могут обойтись». А художник-баталист Василий Васильевич Верещагин в своих «Воспоминаниях о русско-турецкой войне 1877-1878 гг.» рассказывал:
«…Сосед-полковник присылал ко мне спросить: каким образом я нашел возможность отстать от морфина, который он никак не мог бросить?
Я отвечал, что, по всей вероятности, так же, как и я, он сумеет отрешиться от этой привычки после, когда будет больше двигаться, когда физическая усталость вместе со стаканом хорошего крепкого вина поможет засыпать без морфина.
…В Париже близкий приятель мой, француз, узнав о том, что мне удалось отделаться от привычки к впрыскиванию морфина, практиковавшегося в продолжение целых двух месяцев, передал просьбу одного из своих знакомых, приходившего в отчаяние от морфиномании своей молодой жены и хотевшего узнать, как, какими средствами можно отучить от ужасной привычки. Одно время, так же, как отчасти и теперь, во французском обществе морфин был в такой моде, что барыни носили на браслетах и других украшениях маленькие серебряные и золотые шпринцовки, которыми дома и в обществе, улучив минуту, делали себе уколы.»
«Анна Каренина» создавалась в 1873-1877 гг. (книга была напечатана в 1878 г.). Пагубная привычка была распространена в аристократических и богемных кругах, и, безусловно, Лев Николаевич мог наблюдать страдающих от нее людей. Как гениальный художник Толстой интуитивно прозрел многое, не осознаваемое на рациональном уровне. Ярко и выпукло, психологически достоверно он рисует зарождение и развитие пристрастия к морфину у Анны.
Вот обманутый муж, Алексей Александрович Каренин, получает от жены телеграмму: «Умираю, прошу, умоляю приехать. Умру с прощением спокойнее». Приехав в Петербург, он застает Анну, накануне родившую от Вронского дочь, на грани жизни и смерти.
«– Боже мой! Боже мой. Когда это кончится? Дайте мне морфину. Доктор! дайте же морфину. О, Боже мой, Боже мой!
И она заметалась на постели.»
Анна страдает от послеродовых осложнений, известных как «родильная горячка». (Парадоксально, но женщины, получавшие медицинскую помощь, были подвержены риску в большей степени. Инфекция заносилась в организм самими врачами: ни рук, ни инструментов тогда не дезинфицировали.) Консилиум врачей дает Анне лишь один шанс из ста. К морфину прибегают как к обычному в ту пору жаропонижающему и обезболивающему средству. Но неоднократный прием «лекарства» вызывает привыкание.
Алексей Александрович простил неверную жену, над которой нависла угроза смерти. Анна выздоровела и через месяц уехала за границу с Вронским. После путешествия по Италии любовники возвращаются в Петербург, но вскоре им приходится перебраться в деревню. Перед женщиной, поправшей все законы приличия, закрываются двери всех великосветских домов. Вронский выходит в отставку.
Со своей невесткой Долли, приехавшей к ней в гости, Анна обсуждает перспективы устройства своей жизни.
«– Но что же можно? Ничего. Ты говоришь, выйти замуж за Алексея и что я не думаю об этом. Я не думаю об этом!! – повторила она, и краска выступила ей на лицо. Она встала, выпрямила грудь, тяжело вздохнула и стала ходить своею легкою походкой взад и вперед по комнате, изредка останавливаясь. – Я не думаю? Нет дня, часа, когда бы я не думала и не упрекала себя за то, что думаю... потому что мысли об этом могут с ума свести. С ума свести, – повторила она. – Когда я думаю об этом, то я уже не засыпаю без морфина.»
После этого же разговора с Долли «Анна… вернувшись в свой кабинет, взяла рюмку и накапала в нее несколько капель лекарства, в котором важную часть составлял морфин, и, выпив и посидев несколько времени неподвижно, успокоенная, с спокойным и веселым духом пошла в спальню.»
Изо всех сил Анна старается собой заменить Вронскому весь остальной мир. Она обставляет дом с бьющей в глаза роскошью, пытается заниматься устройством сельской больницы, читает научные книги, словом, старается казаться «передовой». При этом Анна находится в «подвешенном» состоянии. Вронскому она не жена, оскорбленный ее уходом к любовнику Каренин не дает ей развода и возможности видеться с сыном. Можно осуждать Анну и говорить о том, что она своими руками создала положение, в котором оказалась. Но ситуация, в которой живет и действует героиня, от этого не стала менее стрессовой. О службах психологической помощи, консультациях семейных психологов в XIX веке не подозревали. Анна оказалась один на один со своим стрессом. И пыталась снять его с помощью успокоительных средств, содержавших наркотик.
В медицинской литературе утверждается, что морфинисты испытывают беспричинные вспышки гнева и страха, склонны к конфликтам, страдают расстройствами сна. Часто кончают жизнь самоубийством. Для них характерны затрудненное засыпание, прерывистый сон, кошмарные сновидения, вызывающие чувство страха перед наступлением ночи. В связи с этим пациенты прибегают к приему на ночь наркотиков. Все это мы и наблюдаем в «Анне Карениной».
Женщины-наркоманки становятся равнодушными к своим детям. И Толстой с помощью нескольких штрихов показывает, как атрофируется материнское чувство у морфинистки. Вот Анна в детской ее маленькой дочери. Детская оборудована роскошно, по последнему слову тогдашних моды и техники. Здесь и приспособления для обучения ходьбе, и тележечки, выписанные из Англии, и специальный диван для ползания, и качалки, и ванны. Но многодетная мать Долли сразу увидела, «что Анна, кормилица, нянька и ребенок не сжились вместе и что посещение матерью было дело необычное.»
«Анна хотела достать девочке ее игрушку и не могла найти ее. Удивительнее же всего было то, что на вопрос о том, сколько у ней зубов, Анна ошиблась и совсем не знала про два последние зуба.
– Мне иногда тяжело, что я как лишняя здесь, – сказала Анна, выходя из детской и занося свой шлейф, чтобы миновать стоявшие у двери игрушки. – Не то было с первым.»
Напряжение в романе нарастает. Сначала о морфине перед сном упоминается кратко, как бы между прочим. Во второй половине романа слово «морфин» употребляется все чаще. Все больше и больше мысли и действия Анны становятся похожи на бред. В ее сознании путаются сон и явь, реальность и то, что она придумывает сама, воспринимая мир сквозь призму наркотических ощущений. А в конце романа – длинное, в мельчайших подробностях, описание кошмарной ночи, когда Анна «после второго приёма опиума к утру заснула тяжелым неполным сном».
«...И так же как прежде, занятиями днем и морфином по ночам она могла заглушать страшные мысли о том, что будет, если он разлюбит ее...»
«...Вечер прошел счастливо и весело при княжне Варваре, которая жаловалась ему [Вронскому], что Анна без него принимала морфин.
– Что ж делать? Я не могла спать… Мысли мешали. При нем я никогда не принимаю. Почти никогда.»
Анна ревнует Вронского ко всему, чем он занимается, устраивает скандалы по поводу и без повода. Когда он уезжает по необходимым делам (например, на губернские выборы), она посылает телеграммы и записки, требуя вернуться. Ей мерещатся другие женщины, измены… Вронский однажды проговорился о том, что его мать хочет его женитьбы на княжне Сорокиной. И после ссоры с Анной отправился навестить мать.
«...Теперь было все равно: ехать или не ехать в Воздвиженское, получить или не получить от мужа развод – все было ненужно. Нужно было одно – наказать его.
Когда она налила себе обычный прием опиума и подумала о том, что стоило только выпить всю склянку, чтобы умереть, ей показалось это так легко и просто, что она опять с наслаждением стала думать о том, как он будет мучиться, раскаиваться и любить ее память, когда уже будет поздно. Она лежала в постели с открытыми глазами… и живо представляла себе, что он будет чувствовать, когда ее уже не будет и она будет для него только одно воспоминание. «Как мог я сказать ей эти жестокие слова? – будет говорить он. – Как мог я выйти из комнаты, не сказав ей ничего? Но теперь ее уж нет. Она навсегда ушла от нас. Она там…» Вдруг тень ширмы заколебалась, захватила весь карниз, весь потолок, другие тени с другой стороны рванулись ей навстречу; на мгновение тени сбежали, но потом с новой быстротой надвинулись, поколебались, слились, и все стало темно… «Смерть!» – подумала она. И такой ужас нашел на нее, что она долго не могла понять, где она, и долго не могла дрожащими руками найти спички и зажечь другую свечу вместо той, которая догорела и потухла...»
Пытаясь добиться раскаяния Вронского, Анна едет за ним на вокзал и внезапно вспоминает момент их знакомства. Тогда на вокзале под поездом погиб сцепщик вагонов. И она бросается под поезд.
«И свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом, осветила ей все то, что прежде было во мраке, затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла.»
Дарья Александровна Самохина,
заведующая Центром социальной, деловой и правовой информации
