Псковская областная универсальная научная библиотека в рамках федерального проекта «Большое чтение» получила в дар от некоммерческого фонда «Пушкинская библиотека» новый роман Дмитрия Быкова «Июнь».
Книгу номинанта национальной литературной премии «Большая книга» представляет Региональный центр чтения.
«Поймём ли мы в огне и дыме своей сегодняшней войны…»
Осенним октябрём Псков встречал писательский десант проекта «Большое чтение». От некоммерческого Пушкинского фонда наша библиотека получила в дар книги номинантов национальной литературной премии «Большая книга».
В первой декаде декабря «Большая книга» объявит победителей года. На финишной прямой – Дмитрий Быков с новым произведением «Июнь». Роман из трёх частей, связанных между собой лишь событием войны, персонажи наделены литературным даром. Страх, одиночество в обществе, безудержность молодости во всём, отчаяние разлито в воздухе страны и на страницах «Июня». Июнь – вот объединяющее слово. Роман о войне, которая по факту началась 22 июня 41-го, но задолго до этой даты воздух полнился военной гарью. А люди жили, - любили, ходили на работу, в театры, кино и рестораны, или просто выживали с надеждой на светлое будущее, а формация народившегося типа советского человека позволяла власти строить социализм-коммунизм на костях своего народа. Студент Миша Гвирцман – типичный представитель поколения, выбитого репрессиями и войной. Он ещё живёт под родительским надёжным колпаком, изгнание из института «за аморалку» только «цветочки». Эпизод с трамвайным кондуктором, - выразительный скол времени. Озверевший пьяный кондуктор м.б. прочитан и как распущенность тюремного надзирателя (на Мишу орёт: - Сесть! Встать! Ты кто такой?), и отчаяние человека, у которого отняли всех родных и любимых, и он пьёт беспробудно уже много дней в стремлении забыться и раствориться в горе.
Герой второй части романа – человек «под пятью разными фамилиями, или можно изысканней: Борис – Ильич – Гордон, Журналист, Команч. У него была ответственная журналистская работа, жена и любовница». Пройдя перипетии судьбы, «умрут или сдадутся» прежние пять имён героя, и появится ещё один, уже без имени, некто «Шестой». В романе дан собирательный образ трагической семьи Цветаевой-Эфрона. Дочь Марины, Ариадна Эфрон, или просто Аля, из долгой эмиграции вернулась на родину, в незнакомый ей Советский Союз. Она, захваченная строительством новой социалистической жизни, должной перейти в счастливую коммунистическую, любит Бориса, насмешничает над мрачной отрешенностью матери, и безгранично верит в искренность, человеколюбие Иосифа Сталина. Когда Але дали 6 лет, Борис упорно пытался спасти её: переговоры, сотрудничество с НКВД, «блатные» поездки к ней, сделанные «друзьями» из органов, но всё оказалось тщетно. Борис ощущает страх, расползающийся по стране, отчётливо сознаёт, что уже «ничего не делают, только боятся или притворяются; настоящего дела давно не осталось, только странные чемпионаты по труду вроде стахановских, не созидательные, а скорей разрушительные». Газеты шумели о дружественном пакте с Германией, но о странности этой дружбы перешептывались в узком кругу. «Всё в ней дышало ненавистью, причём взаимной; ненависть чувствовалась в тоне переговоров, в непрерывном торге, в гримасах, с которыми Молотов и немцы позировали для совместных снимков». Перед поездкой к Але Борис встречается с женой заключенного, отбывающего срок в дальних лагерях. «Оба с первого взгляда поняли, что черная метка на них одна и та же, и оба покупали выживание не совсем чисто…». На прощание скажет горькие слова: «Даже если вдруг, когда-нибудь, непостижимым образом они вернутся – это будут совсем не они. Просто не ждите…». Вот так. И Борис забыл свою Алю.
У жены зэка простая фамилия – Иванова, молох репрессий проглатывал и Гвирцмана, и Цветаеву, и поляка Крастышевского. Последний – персонаж третьей части романа. Этот образ – итог страшных лет страны. Безумен, патологически искаженная психика, пытается словом остановить бесчинства власти, хаос мыслей, страх и отчаяние. А в сумасшествии – искры рассудка: «Он впервые начал догадываться, что бывают вещи хуже войны. Описать то время смог бы только тот, кто в нём не жил, ибо у того, кто жил, сломались все механизмы для описания. …русские мечтали быть хорошими и могли стать хорошими только ценой покорности. Страх сковал все их потребности. Они строили из-под палки, почти не читали, о творчестве не могло быть и речи».
Две части заканчиваются на позитивном настроении героев и на авторской реплике: «что-то мигнуло в воздухе». А безумный Крастышевский «расслышал, как в воздухе что-то – непонятно что, но несомненное что-то – словно сказало ему: да, да, да».
В эпилоге романа люди «с серыми лицами» столпились «вокруг репродуктора на высоком желтом столбе». Звучала военная музыка, радостная и бодрая. Все молчали, только музыка звучит так бодро и радостно. Война началась…
Продолжение >>>>>>>>
Нина Яковлева, руководитель Регионального центра чтения
