«Наедине с книгой»: откровения выдающихся женщин России

В канун праздника, воспевающего женщину, рубрика «Наедине с книгой» представляет обзор книг, со страниц которых сквозь время и пространство с нами говорят великие по своему таланту и силе вдохновения творцы: Надежда Мандельштам, Анна Ахматова, Марина Цветаева, Зинаида Гиппиус, Нина Берберова, Ольга Берггольц, Белла Ахмадулина, Майя Плисецкая, Лиля Брик, Айседора Дункан, Татьяна Доронина. Разные грани одной культуры и одной истории трагического XX века представляют эти даровитые женщины, объединенные одной всеобщей болью  и радостью – Россией.

В канун праздника, воспевающего женщину, рубрика «Наедине с книгой» представляет обзор книг, со страниц которых сквозь время и пространство с нами говорят великие по своему таланту и силе вдохновения творцы: Надежда Мандельштам, Анна Ахматова, Марина Цветаева, Зинаида Гиппиус, Нина Берберова, Ольга Берггольц, Белла Ахмадулина, Майя Плисецкая, Лиля Брик, Айседора Дункан, Татьяна Доронина. Разные грани одной культуры и одной истории трагического XX века представляют эти даровитые женщины, объединенные одной всеобщей болью  и радостью – Россией.

*****

«Ни одна женщина никогда не сказала полной правды о своей жизни. Автобиографии знаменитых женщин являются чисто внешним отчетом, полным мелких деталей и анекдотов, которые не дают никакого понятия об истинной жизни. Они странно замалчивают великие минуты радости или страдания», - писала знаменитая муза и любовь Сергея Есенина Айседора Дункан. В какой-то мере эта неповторимая женщина права – сложно сказать, насколько откровенны и честны героини нашего обзора на страницах своих автобиографий, мемуаров, воспоминаний. Но в любом случае – это потрясающе интересное чтение, дарующее нам абсолютное проникновение в атмосферу ушедшей эпохи и мудрость прожитой гениальными людьми жизни: «Нигде литература и жизнь не соприкасаются так бесстыдно, нигде человеческая душа не предстает такой обнаженной…», как в дневниках, отмечает Павел Басинский. И в этом смысле представленные книги   уникально интересны.

Открывает сегодняшний разговор имя Надежды Мандельштам – музы  и жены известного русского поэта Осипа Мандельштама.

«Посмотрим, кто кого переупрямит…»: Надежда Яковлевна Мандельштам в письмах, воспоминаниях, свидетельствах/[сост. и авт. идеи Павел Нерлер]. - Москва: Ред. Елены Шубиной: Изд-во АСТ, печ. 2015. - 642 с., [32] л. ил.портр., факс.; 22 см.

Надежда Яковлевна Мандельштам – самодостаточно великая личность, большой русский писатель, человек трагической и в определенном смысле потрясающей судьбы. Десятки лет она хранила в своей памяти целое собрание стихотворений супруга, и, несмотря на страшные испытания, которые послала ей судьба, сохранила ясность взгляда. В этом – её подвиг и личная трагедия.

По словам Иосифа Бродского, ей «удалось, казалось бы, невозможное - переупрямить время, переломить страшный ход событий и сохранить, спасти архив поэта». Более того, ей удалось создать свою историю совести и культуры, которую она выразила в своих воспоминаниях, письмах, мемуарах.

Книга «Посмотрим, кто кого переупрямит…» – попытка воссоздания портрета этой удивительной женщины и одновременно - картина России ХХ века. Здесь испытания ее собственной судьбы (арест мужа, ссылка, его смерть в лагере, бездомность, война, бесконечные кочевые годы) сопрягаются с всеобщей трагедией страны. Дар писательского мастерства наряду со сложным, противоречивым и очень честным характером составляли ее сущность, любовь и преданность русской жизни и русскому слову – ее философию жизни.

Этой семье была ниспослана трагическая жизнь, Осип Эмильевич погиб в лагере, а Надежда Яковлевна была обречена долгие годы скитаться и маяться, сберегая в сознании неопубликованные произведения мужа: «Со мной живут стихи… Это тоже много. У других и этого нет», – писала Надежда Яковлевна Борису Кузину 8 июля 1938 года. А в октябре того же года – Осипу Эмильевичу в небытие: «Ося, родной, далекий друг! Милый мой, нет слов для этого письма, которое ты, может, никогда не прочтешь. Я пишу его в пространство. Может, ты вернешься, а меня уже не будет. Тогда это будет последняя память.

Осюша - наша детская с тобой жизнь - какое это было счастье. Наши ссоры, наши перебранки, наши игры и наша любовь. Теперь я даже на небо не смотрю. Кому показать, если увижу тучу?

Услышишь ли ты меня? Знаешь ли, как люблю? Я не успела тебе сказать, как я тебя люблю. Я не умею сказать и сейчас. Я только говорю: тебе, тебе… Ты всегда со мной, и я - дикая и злая, которая никогда не умела просто заплакать, - я плачу, я плачу, я плачу…» (Н. Я. Мандельштам – О. Э. Мандельштаму 22 октября 1938 г.).

Строки этого письма представлены в одной из глав данной книги, которая композиционно замечательно построена: открывают ее стихи Осипа Мандельштама, посвященные или обращенные к Надежде Яковлевне. Продолжением служат встречные письма Надежды Мандельштам, обращенные к Осипу. В третий (и самый обширный) раздел книги вошли как раз письма, воспоминания и документы Надежды Яковлевны. В особый подраздел вынесен 1980 год – последний год ее жизни, вобравший в себя ее смерть и 2 января 1981 года  – ее похороны. И, наконец, в раздел «Надежда Мандельштам: попытки осмысления» – вошли тексты, дающие синтетическую характеристику и оценку ее личности и творчества: эссе и статьи Д. Быкова, М. Чудаковой и А. Битова,  Д. Нечипорука. 

Символической нитью связана судьба этой женщины с героиней следующей книги – Анной Андреевной Ахматовой, которая ушла из жизни, так и не успев посвятить Надежде Яковлевне отдельный очерк – «Нищенка-подруга» – в своей давно задуманной мемуарной книге «Пестрые заметки».

Ахматова, Анна Андреевна (1889-1966). Листки из дневника. Проза. Письма: [12+] / Анна Ахматова; [предисл. и примеч. Михаил Кралин]. - Москва: АСТ, 2017. - 414, [1] с., [8] л. ил., портр.: ил., портр.; 19 см. - (Дневник моего сердца / Diarium Cordis).

Редкие, не растиражированные наброски из писем, выдержки из статей, телеграмм и дневниковых записей Анны Андреевны Ахматовой были опубликованы в 2017 году в книге «Листки из дневника». Книга сразу потрясла читателей, ведь она позволяет погрузиться в судьбу этой великой женщины «изнутри» - через ее слово и память.

«Я не переставала писать стихи. Для меня в них – связь моя с временем, с новой жизнью моего народа. Когда я писала их, я жила теми ритмами, которые звучали в героической истории моей страны. Я счастлива, что жила в эти годы и видела события, которым не было равных…», - эти слова мы находим в первой главе книги «Коротко о себе», где поэтесса открывает вехи своей биографии. Она прожила семьдесят семь лет, наполненных чередой встреч со многими потрясающе талантливыми людьми. Она стала, по словам Осипа Мандельштама, «одним из символов величия России», и «в своем героическом поединке с тоталитарным режимом испила до дна и «горчайшую чашу» позора, знала минуты слабостей человеческих» (Михаил Кралин).

В этом смысле книга «Листки из дневника» - потрясающее откровение тонко чувствующей женщины в самые трудные, трагические годы тысячелетней истории России. Здесь каждая строчка имеет невероятную ценность, поскольку огромная переписка Ахматовой была сожжена ей самой вследствие тяжелого времени репрессий, обысков и арестов, так близко коснувшихся ее судьбы.  Здесь также можно прикоснуться к такому редкому явлению, как проза Анны Ахматовой: ее статьи о Пушкине, Лермонтове, а также личные воспоминания о современниках – М. Лозинском, А. Блоке, О. Мандельштаме и многих других.

«Я очень запомнила один из тогдашних разговоров о поэзии. Осип Эмильевич, который очень болезненно переносил то, что сейчас называют культом личности, сказал мне: «Стихи сейчас должны быть гражданскими» - и прочел «Под собой мы не чуем...». Примерно тогда же возникла его теория знакомства слов. Много позже он утверждал, что стихи пишутся только как результат сильных потрясений, как радостных, так и трагических…».

Анна Ахматова «Листки из дневника»

Так было и у самой Ахматовой. Не случайно, Марина Цветаева, которой посвящается следующая книга нашего обзора, называла ее «Златоустая Анна Всея Руси», вкладывая в это выражение всю суть величия этой женщины: ее  непреклонную гордость и глубинное смирение, величавую скорбь и невероятную женственность, духовное мужество и восхищение красотой и  тайной мироздания.

Цветаева, Марина Ивановна (1892-1941). Живу до тошноты [Текст] : [дневниковая проза] / Марина Цветаева. - Москва: АСТ, 2015. - 350, [1] с.; 18 см.

«Люди ко мне влекутся: одним кажется, что я еще не умею любить, другим - что великолепно и что непременно их полюблю, третьим нравятся мои короткие волосы, четвертым, что я их для них отпущу, всем что-то мерещится, все чего-то требуют - непременно другого - забывая, что все-то началось с меня же, и не подойди я к ним близко, им бы и в голову ничего не пришло, глядя на мою молодость.

А я хочу легкости, свободы, понимания, - никого не держать и чтобы никто не держал! Вся моя жизнь - роман с собственной душою, с городом, где живу, с деревом на краю дороги, - с воздухом. И я бесконечно счастлива…» (Марина Цветаева «Живу до тошноты»).

 «Живу до тошноты» - это проза Цветаевой-поэта, здесь мы видим ту же экспрессивную интонацию и неподдельную искренность, что и в ее поэзии. Она не терпит пошлости и отдает себя чувствам бесконечно: «В моих чувствах, как в детских, нет степеней Я живу, как другие танцуют: до упоения - до головокружения - до тошноты!».

Удивительная женщина и талантливый поэт, обостренно чувствовавший жизнь. Вместив в себя множество человеческих голосов и судеб, она явилась уникальным голосом «живой» человеческой души. Иосиф Бродский говорил о Цветаевой так: «Цветаева, действительно, самый искренний русский поэт, но искренность эта, прежде всего, есть искренность звука - как когда кричат от боли».  Так и есть  - она ощущала тоску – смертную, щемящую – от разлада в семье, ареста любимой дочери и непонимания её жизни и творчества самых близких людей. И именно в своих дневниках поделилась сокровенными тайниками с читателями, показав себя обычным человеком и только затем - поэтом.

В этом отношении книга наиболее интересна, ведь содержит множество размышлений и душевных переживаний Цветаевой, и, конечно, портрет горькой действительности непростой эпохи, в которую довелось жить многим бесконечно талантливым людям. Например, поэтессе, прозаику, критику, мемуаристу Зинаиде Николаевне Гиппиус.

Гиппиус Зинаида Николаевна. Ничего не боюсь / Гиппиус Зинаида Николаевна / [вступ. ст. М. Михайловой ; сост., примеч. Г. Евграфова ; худож. Е. Вельчинский]. - М.: Вагриус, 2004. - 554, [2] с., [8] л. ил.

Я в себе, от себя, не боюсь ничего,
Ни забвенья, ни страсти.
Не боюсь ни унынья, ни сна моего -
Ибо всё в моей власти.
Не боюсь ничего и в других, от других;
К ним нейду за наградой;
Ибо в людях люблю не себя…
И от них
Ничего мне не надо.
И за правду мою не боюсь никогда,
Ибо верю в хотенье.
И греха не боюсь, ни обид, ни труда…
Для греха - есть прощенье.
Лишь одно, перед чем я навеки без сил, -
Страх последней разлуки.
Я услышу холодное веянье крыл…
Я не вынесу муки.
О Господь мой и Бог! Пожалей, успокой,
Мы так слабы и наги!
Дай мне сил перед Ней, чистоты пред Тобой
И пред жизнью - отваги…

(Зинаида Гиппиус «Страх и смерть»)

Это была в определенном смысле роковая женщина. Образ  Белой Дьяволицы, Декадентской Мадонны, ведьмы составлял ее творческий и жизненный маскарад. Совершенно разные люди отзывались о ней одинаково: В. Розанов, тепло к ней относившийся, говорил: «Это … не женщина, а настоящий черт - и по уму и по всему прочему», а ненавидевший ее Лев Троцкий, утверждая, что нет ни Бога, ни ангелов, ни чертей, ни ведьм, делал для нее исключение: «…Впрочем, одна ведьма есть - Зинаида Гиппиус».

Необычайно одаренная, Зинаида Николаевна совмещала в себе разные ипостаси: оригинальный драматург и писатель, талантливый поэт, остроумный критик, блестящий мемуарист и, главное, - яркая, ни на кого не похожая Личность. При ее активном содействии состоялся литературный дебют Александра Блока и восхождение начинающего Осипа Мандельштама. Ей принадлежит первая рецензия на стихи тогда еще никому не известного Сергея Есенина. Вокруг нее роились слухи, сплетни, легенды, которые Гиппиус не только с удовольствием собирала, но и деятельно преумножала. Она очень любила мистификации и в литературных кругах пользовалась значительным авторитетом.

В девятнадцать лет она вышла замуж за Дмитрия Мережковского. Они прожили вместе более полувека, не расставаясь ни на день. Современники утверждали, что их союз был в первую очередь духовным. А как иначе может быть у гениев творчества?

«Я люблю Дмитрия Сергеевича, его одного, - находим в дневнике Зинаида Гиппиус. - И он меня любит, но как любят здоровье и жизнь. А я хочу... Я даже определить словами моего чуда не могу», - писала Зинаида Гиппиус, и для нее, не боявшейся ничего, Дмитрий Мережковский был безусловным авторитетом, она для него – его Музой. Они, абсолютно разные, удивительно подходили друг другу, а их любовь была выше  самой жизни и сознавалась как воскрешение личности, слияние ее с Божественным началом и преодоление смерти.

«Ночью не спится от волнующего блаженства, а днем бродишь до устали все равно где, и каждое лицо кажется красивым, каждый человек - близким, потому что он идет по милой улице, каждый камень мостовой - нужным. Если долго живешь - пена влюбленности исчезает, но память о ней, и возможность ее возвращения, и тихая, благодарная любовь - остаются» (Зинаида Гиппиус).

Книга «Ничего не боюсь» - многогранна по смыслам: это и потрясающее воссоздание образа Дмитрия Мережковского и взаимоотношений с ним, и один общий психологический портрет русской интеллигенции конца XIX - начала XX века, конкретнее - Александра Блока, Андрея Белого, Валерия Брюсова, Федора Сологуба, Василия Розанова, фрейлины Анны Вырубовой, Григория Распутина.  Метко, легко и стремительно Гиппиус рисует образы этих людей на фоне страшных событий ушедшего века.

Судьбу этой семьи решил 1919 год - в тишине холодных и бессонных петроградских ночей Мережковские взвешивали две одинаково страшные возможности: «Жизнь в России - умирание телесное и духовное, - растление, оподление; а побег - почти самоубийство - спуск из тюремного окна с головокружительной высоты на полотенцах связанных... Что лучше, погибать со всеми или спастись одному?»

Они выбрали свой путь и в морозную ночь 24 декабря 1919 года вместе с  Д. Философовым и В. Злобиным, покинули Петроград. Как оказалось, навсегда. Основались в Париже, где в  1941 году от внезапного кровоизлияния в мозг скончался Дмитрий Сергеевич, а спустя четыре года и Зинаида Николаевна обрела вечный покой рядом с мужем на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Ведь они всегда были вместе, вместе они и по сей день.

Берберова, Нина Николаевна (1901-1993). Курсив мой [Текст] : автобиография / Нина Берберова. - Москва : ACT : Ред. Елены Шубиной, 2014. - 765, [1] с., [8] л. ил., портр. : ил.; 22 см. - (Мемуары русского зарубежья).

Мережковские – не единственные, кто покинул Россию в те страшные годы. Нина Николаевна Берберова – поэт, прозаик, признанный мастер беллетризованных биографий 22 июня 1922 года вместе с супругом Владиславом Ходасевичем отправилась в Париж.  «Это был мой крест – то, что я жила в чужой стране…», - признавалась она. Сменив несколько стран, зная в совершенстве их языки, она всегда оставалась по-настоящему русской женщиной и поэтессой.

«Курсив мой» - самая знаменитая ее книга и самая показательная с точки зрения художественного и личного откровения.

«У каждого человека есть тайны. Но некоторые люди несут их сквозь жизнь, как тяжесть, а другие дорожат ими, берегут их, считают их не омертвелым грузом, но живой силой, которая живет и развивается и дает жизнь вокруг себя, той силой, из которой, собственно, до последней минуты существования произрастает личность. Через эти тайны прошлое во мне соединяется с настоящим. Я принадлежу к людям, у которых нет ничего, что бы они тащили за собой, как мертвую тяжесть, подавляющую или угнетающую их. То, что я в свое время не сбросила с себя, увидев, что оно бесплодно, тому я дала цвести в себе, быть живым, менять меня, давать жизнь моей жизни»

(Нина Берберова, строки из книги «Курсив мой»).

«Без оглядки, без страха, то хлестко и иронично, то трепетно и нежно...» воссозданы в этой книге образы И. Бунина, В. Ходасевича, М. Горького, А. Белого, М. Цветаевой, 3. Гиппиус, Г. Иванова, В. Набокова, и, конечно В. Ходасевича. И через эти характеристики мы узнаем саму Нину Берберову – сильную женщину, противостоящую «бессмысленности и непрочности мира».

«Я пришла на готовое. Вокруг меня лежат сокровища - только успевай их xватать. Я свободна жить где хочу, как хочу, читать что хочу, думать обо всем, о чем хочу, так, как я хочу, и слушать кого хочу. Я свободна на улицах больших городов, где никто не видит меня, когда я иду под проливным дождем, не зная, куда и откуда, бормоча стихи Я живу в невероятной, в неописуемой роскоши вопросов и ответов моего времени, которые мне близки и которые я ощущаю, как свои собственные, в полной свободе делать свой выбор: любить то и тех, кого мне хочется. Я нахожусь в центре тысячи возможностей, тысячи ответственностей и тысячи неизвестностей. И если до конца сказать правду ужасы и бедствия моего века помогли мне: революция освободила меня, изгнание закалило, война протолкнула в иное измерение» (Нина Берберова, строки из книги «Курсив мой»).

Это не просто автобиография, охватывающая более шестидесяти лет сложной, богатой и поистине легендарной жизни этой талантливой женщины, это – биография целого поколения, блистательной и трагичной эпохи Серебряного века русской поэзии и прозы. И эта личностная и историческая ретроспективность делает книгу особенно ценной и интересной.

Брик, Лиля Юрьевна (1891-1978.). Пристрастные рассказы: Воспоминания, дневники, письма / Лиля Брик. - Н.Новгород: Деком, 2003 (Чебоксар. тип. ј 1). - 324, [1] с., [13] л. ил., портр. : ил., портр., факс.; 21 см. 

«Кроме любви твоей, мне нету солнца», - писал Владимир Маяковский об этой женщине. Она была его Музой, его Лиличкой, его любовью. Они познакомились в 1915 году  на вечере в семье Брик, где поэт читал «Облако в штанах». Он полюбил ее сразу и навсегда.

«Это было нападение. Володя не просто влюбился в меня, он напал на меня. Два с половиной года не было у меня спокойной минуты - буквально. Меня пугала его напористость, рост, его громада, неуемная, необузданная страсть. Любовь его была безмерна. Когда мы познакомились, он сразу бросился бешено за мною ухаживать, а вокруг ходили мрачные мои поклонники. Я помню, он сказал: «Господи, как мне нравится, когда мучаются, ревнуют...», - писала Лиля Юрьевна.

Она была замужем трижды: за Осипом Максимовичем Бриком (1888-1945), Виталием Марковичем Примаковым (1897-1937) и литературоведом, режиссером первого документального кино в России, биографом Маяковского Василием Абгаровичем Катаняном (1924-1999). Однако считала своим мужем именно Маяковского, хотя в официальном браке с ним никогда не состояла: «Мы никогда не снимали подаренные друг другу еще в петербургские времена вместо обручальных кольца-печатки. На моем Володя дал выгравировать буквы Л.Ю.Б. Если читать их по кругу, получалось бесконечно – люблю - люблюлюблюлюблюлюблю... внутри кольца написано «Володя». Для Володиного я заказала латинские буквы, а внутри написала «Лиля»».

Л. Брик и В.Маяковский, 1915 г. Первая совместная фотография-«амулет», которую Маяковский хранил в отцовском портсигаре

Она могла бы стать серьезным математиком, но занималась лепкой, писала книги и статьи. Она не была красива, но на окружающих действовала гипнотически. Она была экстравагантна и независима, обаятельна и очень умна, всегда находилась в центре внимания людей искусства и литературы во многих странах мира.

Ее в определенном смысле «страстью» были дневники, которые она писала долгие годы, не надеясь на их публикацию. Тем не менее, публикаций, посвященных ей, немало. Но книга «Пристрастные рассказы» - первая основательная попытка воссоздания воспоминаний, дневников и писем Лили Юрьевны, а также не публиковавшихся прежде рисунков и записок В. В. Маяковского из архивов Лили Брик и семьи Катанян.

По содержанию эта книга напоминает роман о любви -  Лили Брик к своим мужьям, Владимиру Маяковскому, близкой подруге Майе Плисецкой и многим другим людям ее жизненного пути. Она умела дружить, умела любить и воспевать любовь. И трагически переживала потери и удары судьбы.

Когда на закате своей жизни она сломала шейку бедра, не желая обременять близких, ушла из жизни, приняв смертельную дозу снотворного и завещав кремировать её тело и развеять прах. Этот обряд был совершён в поле под Звенигородом. «Характерный русский пейзаж - поле, излучина реки, лес… На опушке поставлена как бы точка её жизни - огромный валун, который привезли туда её поклонники. На нём выбиты три буквы - Л. Ю. Б». Символичное и бесконечное «люблю», как смысл и предназначение жизни этой потрясающей женщины.

Берггольц, Ольга Федоровна (1910-1975). Ольга. Запретный дневник [Текст] : дневники, письма, проза, избранные стихотворения и поэмы Ольги Берггольц / [авт. проекта Наталия Соколовская]. - Санкт-Петербург : Азбука-классика, 2010. - 539, [1] с., [32] л. ил., портр., факс.; 22 см.

Ольга Федоровна Берггольц – ленинградская Мадонна, муза, символ и душа осаждённого Ленинграда. Ей была дарована тяжелейшая судьба, и ужасы блокадных дней меркнут по сравнению с ужасами ее жизни в мирное время: она попала в ряды «врагов народа» и пережила самую страшную  трагедию всей  жизни - смерть своих детей. У нее было две дочери, Ира и Майя. Ира родилась с пороком сердца, умерла в 7 лет. Майя - погибла в год. В тюрьме Ольга Федоровна в результате побоев при допросах потеряла еще одного ребенка.

«Ровно год тому назад я была арестована. Зачем все-таки подвергали меня всё той же муке?! Зачем были те дикие, полубредовые жёлто-красные ночи? И это безмерное, безграничное, дикое человеческое страдание, в котором тонуло моё страдание, расширяясь до безумия, до раздавленности? Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в неё, гадили, потом сунули её обратно и говорят: «Живи». Как же я буду писать роман о нашем поколении, о становлении его сознания к моменту его зрелости, роман о субъекте эпохи, о субъекте его сознания, когда это сознание после тюрьмы потерпело такие погромы, вышло из дотюремного равновесия?» (Строки из книги «Ольга. Запретный дневник»).

И все же она написала, точнее – писала всегда, тщательно скрывая свой запретный дневник, где было столько сокровенного, что за него можно было умереть: «Зашла к Ахматовой, она живет у дворника (убитого артснарядом на ул. Желябова) в подвале, в темном-темном уголке прихожей, вонючем таком, совершенно достоевщицком, на досках, находящих друг на друга, - матрасишко, на краю - закутанная в платки, с ввалившимися глазами - Анна Ахматова, муза Плача, гордость русской поэзии - неповторимый, большой сияющий Поэт. Она почти голодает, больная, испуганная. А товарищ Шумилов сидит в Смольном в бронированном удобном бомбоубежище и занимается тем, что даже сейчас, в трагический такой момент, не дает людям вымолвить живого, нужного, как хлеб, слова…» (Строки из книги «Ольга. Запретный дневник»).

Книга этих ошеломляюще  откровенных дневниковых записей поэта вышла в 2010 году.  По времени сюда вошли дневники 1939-1949 годов, а также письма, отрывки из второй, так и недописанной части романа «Дневные звезды», избранные стихотворения и поэмы, а также материалы из следственного дела Берггольц (1938-1939), которое считалось утерянным и стало доступно лишь осенью 2009 года. По сути, это издание – уникальный документ эпохи и одновременно абсолютно личностный, во всех смыслах интимный, дневник человека тяжелейшей судьбы и несгибаемого характера.

Плисецкая, Майя Михайловна (1925-2015.). Я, Майя Плисецкая… / М. Плисецкая. - Москва: АСТ [и др.], 2008. - 490, [1] с., [48] л. ил., портр. : ил.; 21 см.

Блистательная женщина, олицетворяющая благородство русского балета и культуры, Майя Михайловна Плисецкая ушла из жизни в мае 2015 года, захватив своей судьбой самые страшные и самые знаменательные события двух столетий. Пережила сталинские репрессии, войну  и всю диктатуру советской власти и не сломалась, не сдалась, а выстояла и осталась величайшей балериной в истории.

Ее имя известно всем, ее биография – легенда, а манера ее танца – недостижимая высота. Она танцевала во многих балетах, снималась в фильмах  и фильмы снимали о ней. С первых шагов на сцене проявилась ее яркая индивидуальность – необыкновенная выразительность, страстность, динамика танца и необыкновенной силы трагедийный артистизм.

 «За прожитую жизнь я вынесла простую философию. Простую, как кружка воды, как глоток воздуха. Люди не делятся на классы, расы, государственные системы. Люди делятся на плохих и хороших. На очень хороших и очень плохих. И только так» (Майя Плисецкая, строки из книги).

Книга «Я, Майя Плисецкая» - это автобиография, со страниц которой Майя Михайловна ведет с нами диалог о своей жизни - детстве и отрочестве, о балете и русской культуре, времени и эпохе, любви и дружбе,  ненависти и предательстве, становлении и воспитании силы духа и характера.

В предисловии к изданию автор пишет о том, в каких муках была рождена эта книга, с горечью замечая, сколько близких людей уже ушли из жизни: «Не стану времена глаголам менять. Все, что в настоящем времени писала – сохраню».

Она проявила себя оригинально мыслящим автором, который высказывает суждения, зачастую весьма отличающиеся от общепринятых. И именно поэтому эта книга станет настоящим открытием для многих: открытием настоящей Майи Плисецкой и открытием русской культуры. И, конечно, тайны величия истинного успеха, которая, по мнению Майи, заключается в одержимой борьбе: « … Дам вам совет, будущие поколения. Меня послушайте. Не смиряйтесь, до самого края не смиряйтесь. Не смиряйтесь. Даже тогда – воюйте, отстреливайтесь, в трубы трубите, в барабаны бейте, в телефоны звоните, телеграммы с почтамтов шлите, не сдавайтесь, до последнего мига боритесь, воюйте. Даже тоталитарные режимы отступали, случалось, перед одержимостью, убежденностью, настырностью. Мои победы только на том и держались. Ни на чем больше! Характер – это и есть судьба…» (Майя Плисецкая, строки из книги).

(«Послесловие к автобиографии Майи Плисецкой»)

Эти строки находим в одной из глав следующей книги «Миг бытия», автор которой – еще одна великая женщина российской культуры – Белла Ахмадулина.

Ахмадулина Белла Ахатовна. Миг бытия: (Воспоминания, эссе). Т.3 / Ахмадулина Б.А. / Белла Ахмадулина; Сост. О. П. Грушникова, Б. А. Мессерера. - М.: Аграф, 1997. - 299, [1]с.

Евгений Евтушенко называл Беллу Ахмадулину «случайно залетевшей к нам райской птицей». Истинно так: эта женщина была какой-то удивительной, нездешней, что особенно было заметно на фоне советской реальности 1960-х гг. Царственно талантлива и невероятно привлекательна. За ее обласканностью скрывалось щемящее одиночество, за высокословием - застенчивость, за столь естественным, лёгким, безудержным звучанием - немота и удушье.

«Миг бытия» - это не автобиография, это - воспоминания и эссе Беллы Ахатовны о тех, кто составил содержание её жизни и стал лирическим героем ее поэзии: Борис Пастернак, Анна Ахматова, Марина Цветаева, Владимир Набоков, Венедикт Ерофеев, Владимир Высоцкий, Майя Плисецкая и многие другие. И, бесспорно, в напряженно выписанных портретах вырисовывается образ самой Беллы, озирающей «прожитую жизнь, полностью уместившуюся во вторую половину двадцатого века».

«Многие лица в собрании фотографий - знамениты, знаменательны, ненаглядно блистательны, не однажды воспеты и сами прекрасно пишут, им не нужны мои пояснения и признания Булат Окуджава (он строг и не позволит лишних объяснений). Андрей Битов (он драгоценен и скромно это знает). Фазиль Искандер (он и сам всё знает). Веничка Ерофеев. Сергей Параджанов. Юрий Любимов. Давид Самойлов. Отар Иоселиани. Михаил Жванецкий. Андрей Тарковский. Марлен Хуциев. Чабуа Амирэджиби. Участники «МетрОполя». Одно перечисление имён составляет роман, он в начале, но и в разгаре, писать его легко и увлекательно. Упомянутые или помнимые, близкие или незнакомые, многие и разные люди составили, упрочили и сохранили содержание моей жизни. Это они украсили и оправдали своим участием разное время общего времени, незаметно ставшего эпохой» (Белла Ахмадулина, строки из главы книги «Фотографии разного времени»).

Потрясающая книга, которую невольно проживаешь вместе с ее героями, то абсолютно в ней растворяясь, то находя параллели и собственное отражение, и в результате неожиданно для себя возвышаешься душой.

Дункан, Айседора (1877-1927). Моя жизнь / Айседора Дункан ; [пер. с англ. И. Э. Балод]. - Москва : Центрполиграф, 2009. - 350, [1] с., [4] л. ил., портр.; 21 см.

Судьба и талант этой неповторимой женщины напоминали костер на ветру – чем сильнее ветер, тем ярче пламя и короче жизнь. Яркие встречи, трагическая гибель детей, приезд в Советскую Россию, духовная свобода – то, что составило запутанный узор ее сложной судьбы. Русскому читателю имя Айседоры Дункан известно тем, что на протяжении двух лет она являлась женой Сергея Есенина. Вместе с тем она была потрясающе интересна и сама по себе - заложила  возможность любоваться искусством танца,  темпераментная и страстная, всегда поступала, советуясь скорее со своим сердцем, чем с разумом.

«Моя жизнь» - очень откровенная книга женщины, которая всю жизнь искала во всем любовь, а обрела страдание: «Мне кажется, что есть горе, которое убивает, хотя человек и кажется живым. Тело еще может влачиться по тяжелому земному пути, но дух подавлен, подавлен навсегда. Я слышала, как некоторые утверждают, что горе облагораживает. Я могу только сказать, что последние дни перед поразившим меня ударом были последними днями моей духовной жизни. С тех пор у меня одно желание – бежать, бежать, бежать от этого ужаса, и мое вечное стремление скрыться от страшного прошлого напоминает скитание Вечного жида и Летучего голландца. Вся жизнь моя – призрачный корабль в призрачном океане…» (Айседора Дункан, строки из книги «Моя жизнь»).

Айседора Дункан умерла, не успев закончить свои мемуары. Трагическая смерть не дала ей возможности написать, может быть, самую яркую часть ее «Исповеди», рассказывающую о последнем периоде ее жизни.

Доронина, Татьяна Васильевна. Дневник актрисы : монологи / Татьяна Доронина ; Московский художественный театр. - Москва : Молодая гвардия, 2006. - 333, [2] с., [24] л. ил., портр.; 21 см.

Еще одна потрясающе талантливая женщина, о которой хочется вспомнить - Татьяна Васильевна Доронина - великая русская актриса, художественный руководитель Московского Художественного академического театра имени М.Горького, наша современница.

«Я не очень-то верю в судьбу. Я в большей мере верю в то, что существует Создатель, Господь Бог, и надо делать всё, чтобы ему понравиться. На большее я не претендую…», - говорит Татьяна Васильевна в своем «Дневнике актрисы». Который, по сути, является не только сборником дневниковых записей литературных монологов, но и настоящей исповедью очень умной женщины, где мы находим ее интереснейшие размышления о смысле жизни и человеческом предназначении, о долге и великой любви к театру. На страницах этой книги мы встречаемся с Георгием Товстоноговым и Иннокентием Смоктуновским, Екатериной Фурцевой и Павлом Луспекаевым, Аллой Тарасовой и Владиславом Стрижельчиком – и в результате видим судьбу целого поколения.

*****

Завершая сегодняшний разговор, хочется сказать, что он не претендует на какую-либо исключительность, выбор имен здесь субъективен, поэтому каждый из Вас может продолжить эту галерею любимых и счастливых, сильных и вдохновляющих, красивых и обаятельных, бесконечно талантливых женщин.

Поздравляем прекрасную половину с наступающим праздником! Весны в душе и счастливой благодати в жизни. Надеемся, наша подборка скрасит Ваш праздничный досуг, а судьбы и творчество этих потрясающих женщин вдохновят Вас или подтолкнут к раздумьям - о предназначении и красоте нашего мироздания.

(Марина Цветаева, октябрь 1919)

Голубева Антонина, пресс-служба Псковской ОУНБ