Псковская областная универсальная научная библиотека открывает цикл лекций и художественных выставок «Визуальное пространство живописи. Говорящий художник».
22 января 2013 года в библиотеке состоялась первая лекция «Анатомия Тобольского пленэра» члена союза художников России Эдуарда Шарипова.
Кто не знает с детства сказку П. П. Ершова “Конек-горбунок”? Знакомы каждому имена композитора А. А. Алябьева, художника В. Г. Перова, химика Д. И. Менделеева. А известно ли вам, что всех этих замечательных людей дал Родине маленький Тобольск? Во всей Сибири нет города, который в прошлом был бы так увенчан славой...
И еще одно лицо есть у Тобольска. Всмотритесь в картины художника. Взгляните от кремлевской стены на посад под горой, на заиртышские дали. Сколько простора, свежести, голубизны! И почему-то внизу все время чудится море. Крыши — волны. А изумительные по силуэту, безукоризненные по пропорциям барочные храмы кажутся кораблями, зачерпнувшими в паруса свежего ветра.
«Пейзаж для меня – это поиск способов написания тверди земной и тверди небесной. В работе я всегда стараюсь чётко – разделить цвет неба и цвет земли. Это совершенно две разные материи и, они по – разному живут, дышат, вибрируют».
То, что увидел псковский художник Эдуард Шарипов в Тобольске, что его поразило, удивило, он запечатлел в своих картинах. На выставке представлено около 20 работ, две из которых написаны уже после пленэра. Часть творчества ушла в стихи.
Дождь мочил стекло окна
Над Тобольском сера мгла
Листья жёлтые насквозь
Стопка белая берёз
Лекция Эдуарда Шарипова «Анатомия Тобольского пленэра»
Сегодня я постараюсь раскрыть несколько своих творческих секретов живописания природы. Я веду несколько направлений в живописи и пейзажи только часть моего творчества. Зачем я собственно регулярно пишу пейзажи. Отвечаю на свой вопрос. Пейзаж для меня – это поиск нахождения и накопления цвета, если говорить профессиональным языком, это расширение моей палитры. Под цветом я понимаю материю сущего, может быть, даже лучше сказать – память и дух материи.
Наука не может объяснить, например, что такое предмет. Допустим камень. Он состоит из мельчайших частей, которые так или иначе в нём скреплены. Другой камень - эти же частицы по-другому связаны. Но почему камень остаётся камнем, а другой камень остаётся другим камнем? Почему так и не иначе скреплены эти мельчайшие частицы? Наука на это ответить не может.
Я считаю одной из главных характеристик предмета – цвет. Но под цветом я понимаю не внешнюю окраску предмета, а его суть.
Мы живём в странной цивилизации, где цвет изначально исключён из мироустройства Вселенной. Поэтому сегодняшняя наука не сможет объяснить тайну камня и тайну самой Вселенной, исключая физику цвета. Я, как живописец, не только пишу картины, я изучаю эту физику цвета. Ни форма, ни объём, ни фактура, ни тон не передают всю информацию о предмете в визуальной культуре. Но только истинный живой цвет даёт полную информацию о предмете. Наберусь наглости и скажу больше - цвет даёт информацию и до сущего, когда вообще ничего не было. Но это уже космология пространства, это другая выставка. Информация истинного живого цвета беспредельна. Цвет, как и Вселенная, не имеет ни начала, ни конца. Он, как и вся Вселенная, весь раскрыт. Любая же форма конечна. Мне кажется, суть нашей цивилизации на Земле - есть считывание информации о форме. В этой системе, как уже сказано цвет является «окраской» формы и всегда подчинялся ей. Это прекрасно видно на древних фресках живописцев палеолита. Они использовали монохромный цвет. Сам знак, лишённый цвета, как основной источник информации, использовался многими цивилизациями мира. Считывая один знак, цивилизация получала от живописцев новый, менялась и становилась другой. «Знаки и символы управляют миром, а не слово и не закон"- сказал Конфуций. Если я уже пишу эти строки о цвете, то значит что - то уже происходит, что - то не срабатывает в этой чёрно- белой цивилизации.
Но я смертный человек и, опускаясь на грешную землю, рассказываю о тобольском пленэре.
На этом пленэре меня интересовала конкретика места, а именно Тобольска и его окрестностей.
Для написания повествовательных, видовых работ на пленэре времени было достаточно. Но для поставленной мной цели – написания работ цветом и понимания Тобольска через цвет – времени было маловато. Поэтому при работе я не разделял свои эмоции, чувства от энергии цвета этой земли и этого неба. Я не успевал отстраниться от самого себя. Слишком активное чувство искажает цвет и привносит в работы однообразие. Есть ещё одна проблема при написании пейзажей – это память цвета. Вольно или невольно ты держишь в себе цвет неба и земли Пскова. Своё восприятие трудно перевести на новые регистры, новые данности земли и неба. Это, конечно же, вопросы мастерства. Здесь я касаюсь одной большой темы, которую я надеюсь показать на других выставках. Это цветовые срезы разных земель и небес. Есть еще другие тайны ограничения цвета. Каждый человек, каждый народ видит свои диапазоны цвета и несёт своё понимание сущего. Есть ещё цветовые ограничения религии, государств, цивилизаций. Безусловный живописный цвет стал условным, т.е. стал знаком. Но живой цвет - это не знак. Художники XIX-XX века при написании картин часто пользовались фотоаппаратом, ранее камерой - обскурой. Это «кадрированное» мышление уничтожает органику живого цвета. Цвет не являлся основой композиции. Художники это понимали и часто использовали один приём, распространённый в классическом искусстве. Например, чёрная краска хорошо гасит другие цветовые пятна. Красный цвет акцентирует на себе внимание. То есть краску они подчиняли другой краске. Тот же прием они использовали при написании формы, когда одна форма подавляет другую.
Для меня живописный цвет равноценен. Я прекрасно понимаю, что к истинно живому цвету, формирующему мироздание, подойти нереально. Я не Бог, я не могу живым цветом лепить сущее. Но я могу полнокровно, как человек занять свою нишу, где цвет безусловен, где он отделен друг от друга, и самостоятелен. На этом Тобольском пленэре мне важно раскрыть энергию цвета. Я стараюсь зарядить плоскость холста не только собой, но и энергией того конкретного места, которое я пишу.
На холсте нельзя написать свет солнца, так как нет такой краски. Но живописец пишет солнце, пропуская его через свой мозг, и солнце не обладает там такой силой света. В чём собственно моя условность при написании солнца на холсте? Я пишу его, как видит мой мозг. Методика условного цвета упрощает цвет, приближая его краски, перенося этот условный цвет на холст, художник пишет разность предметов, забывая о сути предмета. На пленэре важно настроиться на суть неба, земли, понять их неповторимость. Цвет, накопленный этим пониманием, при любых раскладах будет органичен другому цвету. На пленэре я не пишу отношение между предметами, я концентрирую свой взгляд на конкретном предмете.
Пейзаж для меня – это поиск способов написания тверди земной и тверди небесной. В работе я всегда стараюсь чётко – разделить цвет неба и цвет земли. Это совершенно две разные материи и, они по-разному живут, дышат, вибрируют.
Смешение неба с землёй – это то, что сделали импрессионисты в своей живописи. Импрессионисты спутали свет с материей и свет с цветом. При отсутствии света предмет не перестаёт быть предметом. Разбив свет на спектр, они стали разбивать «предметы, нарушая их целостность».
Также свет не есть цвет. А как же цвет предмета в моём мозгу или воображаемый цвет? Или цветные сны у незрячих с детства людей?
Импрессионисты «растворили» предметы – небо, землю, горы, реки в
свете, как в кислоте. Получился световой аквариум. Спектр света стал цветом предмета.
Если разобраться – у импрессионистов была небольшая палитра. Об этом я уже писал более 30-ти лет назад. И многими моё понимание цвета было принято в штыки, но мне чужого не надо, а своё я не отдам. Сейчас мне легко об этом говорить – время подошло. Люди стали умнее и стали тоньше видеть и понимать цвет.
Когда господь создавал земной мир, он создал твердь земную и твердь небесную. То есть, данность неба и данность земли, уже изначально была обозначена.
Свет лишь освещал предмет, он его не формировал. Существует гипотеза, что твердь была в буквальном смысле слова, а не только в переносном.
Землю, возможно, окружал толстый слой льда. Лёд предохранял Землю от солнечной радиации. И люди и животные жили долго. И вселенский потоп произошёл тогда, когда этот небесный лёд стал таить. Создавая тверди, господь создал разность материй. До их создания разности во Вселенной не было – всё было едино. В земной жизни разность – это основной закон живого – разность людей, разность предметов и т.п.
Я ещё раз повторюсь, что эта цивилизация бесцветна, цвет не является условием ее существования. Разность в этой цивилизации чёрно- белая. Это мир чёрно- белых предметов, земли, неба, воды, «окрашенных цветом».
Библия, другие религиозные книги, философия, история написаны языком чёрно – белой цивилизации. Преображение Христа – это преображение иного мира, когда бог преобразил цветом чёрно-белую материю.
Но ранние иконы, нёсшие на себе тайны энергии преображения, были уничтожены. Это отдельная тема разговора. Пространство для меня – это живая плоть, где цвет является основным носителем информации. Эта данность цвета мгновенна – она раскрыта, и время в ней не существует. Как сказано выше, любая форма – конечна. А цвет, я ещё раз повторюсь, безграничен, бесконечен, как и вся Вселенная.
Цвет до конца не просчитать. Сейчас время начала перехода, когда более сложный цвет стыкуется с формой. Пленэр помогает выйти на новые рубежи понимания цвета. Цвет неба и земли в каждом месте разный. Перво-наперво надо понять и определить живописцу свою цель, нельзя объять необъятное. Я всегда начинаю свой пленэр с понимания неба того места, где я пишу. Открою свой главный секрет пленэриста. Небо везде разное в разных местах. Какой же это секрет? – вы можете меня спросить. Но небо не только разное – оно в каждом месте неизменное. Могут плыть облака по небу, вечно меняющиеся, может идти дождь, может светить солнце, может быть закат, рассвет, день , разные времена года, но небо в отличие от земли, неизменно, оно как камертон – одного звука.
Важно понять эту неизменную основу неба. В этом собственно и есть отличие моей живописи и живописи моих единомышленников от другой пейзажной живописи. Моя главная задача – обозначить тему и разницу того, что делаю я и то, что делали пейзажисты до меня. Я прекрасно пониманию, что живописи с более сложным, более тонким цветом, будет трудновато пробиться к зрителю.
Но время идёт, и зритель умнеет, и будут следующие поколения, с более умными глазами, но вернёмся к Тобольску.
Тобольск удивительный, открытый живописцам город. На второй день пленэра я понял правила игры, казалось бы, Тюмень и Тобольск – города, расположенные рядом, и небо над ними одной цветовой гаммы. Ничего подобного. В Тюмени я только на четвёртый год стал понимать небо этого города, выдерживать этот сложный палевый тон. Да и то не во всех работах. Тюменское небо писать трудно – можно уйти в глухой серый или в слишком тёплый, ближе к неаполитанскому. Опять же, на границе Тюменской и Свердловской областей палевое небо пропадает, и появляются «дыры в пространстве». Каких-то 50 км в сторону Ирбита – и всё другое. Ближе к Башкирии это открытое глубинное пространство закрывается и наполняется другой плотью. Я не говорю о псковских и питерских небесах, совершенно разные тверди. Я не думаю, что эти разности неба как - то напрямую связаны с землёй. Это просто данность пространства этого места. Земля в отличие от неба более подвижна, более изменчива. Недаром древние китайцы считали небо мужской ипостасью, а землю, как более подвижную, – женской.
Моя задача, как живописца, была не только понять небо и землю, но и найти точки их взаимодействия друг с другом. На пресс- конференции в Тобольске, посвящённой этому Всесоюзному пленэру журналисты спросили художников: « Как вы думаете, какой цвет является основным на тобольской земле?» Удивительно правильно был поставлен вопрос. После я ответил журналисту: «Основной цвет – светло – жёлтый». Он подтвердил, что тоболяки считают основным цветом Тобольска – золотой. Но золото золоту – рознь. Тобольское золото» - лёгкое, просветлённое с белёсой проседью. Тобольск как бы разделен на верхний и нижний город, верхний и нижний берег. Здесь в самом городе заложена философия верха и низа, неба и земли, ада и рая. Не только эта двойственность в городе. Пространство земли как бы набегает на человека. Работал я вместе с прекрасным тюменским художником Юрием Дмитриевичем Юдиным. Начали мы пленэр не с города, а с его окрестностей. Это места, где протекают замечательные тобольские речушки, с «говорящими» названиями Заимка, Опалиха и Деньгино. Расписавшись, перешли на тобольские монастыри, мужской и женский. Конечно, поразил Абалак. Это вечный ветер, холодный, суровый Иртыш. Древняя земля, пропитанная тем древним миром, в котором было мало места для людей вроде и ухоженный мужской монастырь и большие деревни, а такое чувство будто бы всё это случайное на сибирской земле. Если бы на водопой у Иртыша появился бы мамонт, я бы не особенно удивился. Как я уже говорил, на второй день пленэра я зацепился за тобольский цвет неба, но в процессе написания пейзажа появилась одна проблема - осенний жёлто-оранжевый цвет сбивал палитру, но с этим цветом я справился , когда убрал его. Уничтожив этот цвет, я его снова возродил при написании других работ. Странное чувство владело мной при написании тобольских пейзажей – два пишем, одно в уме. Но это не из области техники написания пейзажа. Это из области личных переживаний. При работе в Тобольске я понял, что начинаю раздваиваться и меня стали интересовать больше люди, а не пейзажи. Но нужно было выбирать что-то одно и я нашёл выход, переводя свои мысли и чувства в стихотворную форму. Я написал 25 стихотворений. Сильные переживания на этой земле вызвал удивительный закат в Абалаке. Написать я его не успел, но это солнце врезалось в мою память. В считанные секунды солнце раздвинуло серое небо. Оно вибрировало. Как работал светло- жёлтый с активно-просветлённым розовым! Заворожённые люди стояли молча. Это был взгляд из другого мира. И последний день тобольского пленэра. Туман, который накрыл город и монастырь был пеленой, которая связала верх и низ города, сделав его единым! Та пелена, которая была до разделения света и тьмы, до разделения тверди небесной и земной. На этой выставке представлены только половина всех работ, написанных на тобольском пленэре. Часть осталась на выставках в Тюмени и Тобольске.
Этот Тобольский пленэр получился «пленэром наоборот». Обычно я полторы две недели расписываюсь и потом уже, расписавшись, выдаю на гора. Здесь произошло всё по-другому. Я на второй, третий день, не расписываясь, выдал готовый продукт. Поэтому остальное время пленэра я работал уже в другом режиме, сохраняя найденное, не форсируя цвет. Душу на холст не натянешь. Быстро израсходовав свои боеприпасы, я старался дописывать этот пленэр в согласии со своей душой.
