До безумной гордости волнует не только обилие талантов, рожденных в России в XIX веке, но и поражающее разнообразие их.
М. Горький
Вечерняя заря славной екатерининской эпохи встречается с утренней зарей пушкинского времени. “Солнце русской поэзии”, Пушкин находится еще в зените, когда рождается Толстой. Так на протяжении одного века рождается русская литература, восходит на вершину художественного развития и завоевывает мировую славу. В одно столетие Россия, пробужденная от долгого сна “могучим гением Петра”, копит таившиеся в ней силы и не только нагоняет Европу, но на грани XX века становится властительницей ее дум.
До безумной гордости волнует не только обилие талантов, рожденных в России в XIX веке, но и поражающее разнообразие их.
М. Горький
Девятнадцатый век - эпоха расцвета русской литературы. Она была подготовлена стремительным культурным ростом России после реформ Петра Великого. Блистательное царствование Екатерины поставило перед новой, великодержавной Россией вопрос о создании национального искусства. Среди плеяды екатерининских придворных пиитов возвышается величавая фигура “певца Фелицы” - Державина. Развитие художественного языка и литературных форм происходит в необыкновенно быстром темпе. В 1815 году на лицейском экзамене Пушкин читает стихи в присутствии Державина. В “Евгении Онегине” он вспоминает об этом: Старик Державин нас заметил // И в гроб сходя благословил.
Вечерняя заря славной екатерининской эпохи встречается с утренней зарей пушкинского времени. “Солнце русской поэзии”, Пушкин находится еще в зените, когда рождается Толстой. Так на протяжении одного века рождается русская литература, восходит на вершину художественного развития и завоевывает мировую славу. В одно столетие Россия, пробужденная от долгого сна “могучим гением Петра”, копит таившиеся в ней силы и не только нагоняет Европу, но на грани XX века становится властительницей ее дум.
Девятнадцатый век живет в лихорадочном ритме; направления, течения, школы и моды сменяются с головокружительной быстротой; каждое десятилетие имеет свою поэтику, свою идеологию, свой художественный стиль. Сентиментализм десятых годов уступает место романтизму двадцатых и тридцатых; сороковые годы видят рождение русского идеалистического “любомудрия” и славянофильского учения; пятидесятые - появление первых романов Тургенева, Гончарова, Толстого; нигилизм шестидесятых годов сменяется народничеством семидесятых; восьмидесятые годы наполнены славой Толстого, художника и проповедника; за ним идет Тургенев, автор поэтических и правдивых “Записок охотника”, глубокий психолог и острый наблюдатель, певец дворянской усадебной России, создавший “лишнего человека” Рудина и нигилиста Базарова. Его романы “Рудин”, “Дворянское гнездо”, “Отцы и дети”, его благородно–изящные повести и меланхолические “Стихотворения в прозе” - образцы высокого, законченного мастерства.
В девяностых годах начинается новый расцвет поэзии: эпоха русского символизма...
Псковская областная научная библиотека ПРЕДСТАВЛЯЕТ
Толстая, А. Л.Дневники : 1903-1920 / Александра Львовна Толстая ; [сост.: Н. А. Калинина, С. Д. Новикова ; науч. ред.: Л. В. Гладкова ; вступ. ст.: Н. А. Калинина, С. Д. Новикова] ; Гос. музей Л. Н. Толстого. - Москва : Кучково поле, 2015. - 333, [2] с., [16] л. ил., портр. ; 24. - Библиогр. в примеч.: с. 262-313 и в подстроч. примеч. - Указ. имен: с. 314-334.
Дневники дочери величайшего гуманиста русской литературы XIX века Льва Толстого, Александры Львовны. Младшей дочери, той, которой будучи любимицей отца уготовано было судьбой (а скорее всего не судьбой даже, а волей... своей волей) помогать ему в сборах , когда он покидал Ясную Поляну, а потом, присоединившись в нему в Оптиной пустыни, сопровождать его в Астапово и ухаживать за ним до последней минуты.
Александра родилась 18 июня 1884 года в один из самых драматичных дней в жизни ее родителей. В ночь с 17 по 18 июня Толстой, взяв котомку, покинул Ясную Поляну, чтобы “уйти совсем, но этому помешали начавшиеся роды. Софья Андреевна потом вспоминала: “Родилась девочка с темными длинными волосам и большими синими глазами”. Это был двенадцатый ребенок в семье, названный в честь двоюродной тетки Л. Н. Толстого. Александра Андреевна первая обратила внимание на одаренность трехлетней девочки: “У нее в голове и глазах сидит целый отец Лев Николаевич“. Мать, не балуя особо дочь нежностью и лаской, уделяла большое внимание ее образованию, наняла ей лучших гувернанток и преподавателей.
Сближение отца с Сашей началось, когда она сама стала переписывать его рукописи и помогать вести переписку с корреспондентами. Впоследствии Александра Львовна вспоминала: “Впервые я подошла к отцу, когда мне было 15 лет. Это время я считаю началом моей близости с ним“. В 19 лет под впечатлением от чтения дневников отца, которые она в то время переписывала, юная Александра начала вести и свой первый дневник. Главная тема - любовь к отцу. “Величайшее счастье” для дочери, когда отец с ней ласков. В дневниках Александры все, что волновало тогда ее великого отца: Русско-японская война, революция 1905 года, выборы в Думу и др.
Младшая дочь стала для него самым близким человеком в последние годы жизни. Не случайно именно ей он завещал в полную собственность все написанное им, веря, что она сделает творчество отца всенародными достоянием.
Александра была безоговорочно на стороне отца, и его очень радовало отношение дочери: “Вот и хорошо, что мы друг с другом так близки, сможем делиться, когда нам трудно“.
А трудно и отцу, и дочери было очень часто, о чем красноречиво свидетельствует дневник. Их спасала взаимная поддержка. Более того, Толстой не представлял уже своей жизни без дочери.
Дневник А.Л. Толстой не открывает перед исследователями новых фактов. Его ценность в другом - он передает эмоциональный настрой главных участников драмы в Ясной Поляне. Особую значимость придает то, что Александра была единственной из свидетелей тех событий, кто обладал всей полнотой информации, общалась и с членами семьи, и с Чертковым и его окружением. Лишь она одна постоянно жила с родителями и была невольным участником их сложных взаимоотношений. К сожалению, ей не всегда хватало такта и выдержки, в чем ее упрекали старшие братья и сестра. Увы...
Дневник Александры Львовны очень трудно читать, потому что в нем вся “голая правда“. На основе дневника написаны и воспоминания “Об уходе и смерти Л.Н. Толстого“...
Александра Львовна прожила долгую и интересную жизнь. В ней было все, кроме личного счастья: Господь не дал ей стать женой и матерью. Всю свою жизнь она посвятила одному человеку - своему отцу и, казалось, никогда не испытала сожаления об этом.
Издание снабжено именным указателем, что существенно сокращает время поиска интересующей персоналии.
Все известные Дневники А.Л. Толстой и фото из личного архива впервые полностью публикуются по подлинникам, хранящихся в ОРГТМ.
…январь 1919 года. Умирал Василий Васильевич долго и тяжело. В большом нетопленном деревянном доме священника Беляева в Красютовке, что вблизи Свято-Троице-Сергиевой лавры, куда писатель с семьей переехал из Петрограда к сентябрю 1917 года, стоял нестерпимый холод.
Один из близких друзей вспоминал: чтобы согреть как-нибудь, его накрыли всеми шалями и шубами. Какие только нашлись, а на голову надели какой-то нелепый розовый капор, из тех, у которых прежде дамы ездили в театр. Так вот и лежал под грудой тряпья, худой, маленький, бесконечно жалкий и трогательный в этом комическом розовом капоре - остатке его прежнего “дома“. Он не жаловался, ничего не просил, только иногда говорил, точно с самим собой, “по-розановски“: “Сметанки хочется... Каждому человеку в жизни хочется сметанки“.
Так начинается глава “Житие Василия Васильевича, рассказанная им самим...“ книги известного историка литературы Александра Николаевича Николюкина, посвященная жизни и творчеству замечательного русского писателя и философа Василия Розанова и пополнившая фонд нашей библиотеки.
Николюкин, А. Н. Розанов : [16+] / Александр Николюкин. - Москва : Молодая гвардия, 2018. - 525, [2] с. : ил. ; 21. - Библиогр. в конце кн. и в примеч.: с. 494-518. - Указ. разделов о писателях и философах: с. 524.
Умирал Василий Розанов в сознании, спокойно. Весь последний, 1918 год, в письмах к другу Эриху Голлербаху - самых раздирающих по отчаянию за Россию, которую “нужно строить заново“ - постоянно возникала тема голода: “Семья наша голодна. Хоть бы кашки немного...“ Все время о еде.... В комнату, где умирал, входили и выходили люди. Неотступно сидела дочь, которой продиктовал свое обращение к литераторам Россия, завещая хранить тепло души и жизни человеческой.
И припомнилось письмо к П.Б. Струве, написанное им в первые месяцы большевистского террора: “И вот, при всем этом люблю и люблю только один русский народ, исключительно русский народ... У меня есть ужасная жалость к этому несчастному народу, к этому уродцу народу, к этому котьке - слепому и глупому“.
А потом весь погрузился в воспоминания, в детство, такое далекое и такое же голодное. В родную деревянную Кострому с ее вечно не прекращающимися дождями. Впечатление идущего дождя сохранилось на всю жизнь. “У нас были и сад, и свой домик, и я все это помню, но гораздо ярче помню впечатление мелкого моросящего дождя...“
Так начиналась жизнь, так она и заканчивалась. Когда-то в трехстах верстах от Костромы, в Ветлуге, 20 апреля 1856 года родился мальчик. Окрестили Василием в честь отца, молодого и красивого, умершего, когда Васе было 4 года... И вот теперь жизнь пронеслась перед внутренним взором умирающего как единый быстротечный миг: Ветлуга, маленький городок в почти 3 тысячи человек. Таких городков было великое множество. “Старая Русь - страна городов“, - говорил летописец. А родной город - это совсем особенное. Как незатухающий огонек, горит он в сердце человека. И уже на склоне лет Розанов говорил: “А наша Русь... И Варнавин... И Ветлуга... Господь с нами: не будем преобразовывать, а будем молиться”.
Далее: Кострома - переезд к брату в Симбирск (вторая родина, по словам философа) - Нижний Новгород (перевод брата по службе) - Московский университет... - Санкт-Петербург.
Книга впервые целостно представляет историю становления Розанова как глубокого оригинального литератора и мыслителя, дает характеристику всех его значительных произведений. Одними из таких являются философская трилогия – “Уединенное“ и два короба “Опавших листьев“, которые Георгий Федотов, один из крупнейших философов русского зарубежья назвал “плачем о России“: “Опасные листья“, быть может, не самое острое, но самое зрелое из всего, что написал Розанов, - осенняя жатва его жизни, уже тронутой дыханием смерти“.
Розанов отразил смятенность мыслей и чувств “человека на изломе“ - в преддверии не только революции, перевернувшей уклад жизни России, но и на пороге всего 20 века, катаклизмы которого в России потрясли человека еще глубже, чем годы революции.
Автор монографии уверен: трилогия стоит за пределами того, что до тех пор называли литературой. Розанов менее всего стремился к созданию последовательной философской, религиозной или литературно-критической концепции. Принцип “бесформенности“ являлся главенствующим в этих “случайных“ записях, набросках “для себя“, отражающих сам процесс мышления, что для Розанова существеннее любой законченной системы...
Н.А. Бердяев как-то сказал, что розановское “Уединенное““навсегда оcтанется в русской литературе“. Он прав, если не считать того, что книга была вынуждена после революции “уйти“ на долгие десятилетия. Теперь она вновь вернулась к нам, думается, надолго.
В трилогии неизменно поражает магия слова. Глава 10-я - об уникальности художественного (не исключая философского!) мастерства литератора. “Пересказать - невозможно, изменить – нельзя“, - говорит Николюкин. Можно только слушать. Восприятие литературы для него всегда чувственно. Вкус, осязание, слух - это то, с чего все начинается. И через слух рождаются ощущение, понимание... Желая приобщить читателя к неповторимому розановскому языку, в книге приводятся пространные цитаты из его очерков (Розанов о пенсии: Пенсия не должна давать полного обеспечения, быть на “неделавание“. Пенсия - не “рента“, на которую можно было бы “беспечально жить“, а помощь в работе. Розанов о детях: Дети... Как мало им нужны родители, когда они сами входят в возраст: товарищи, своя жизнь, будущее - только это).
И еще один момент заинтригует читателя, и он просто не сможет “пройти мимо“ этой работы: Розанов обладал удивительным мастерством выбирать заглавия для книг. Ну разве не хорош заголовок “Люди лунного света“ - предисловие к “Уединенному”...
...А пересказывать Василия Васильевича - занятие бесполезное. Еще Зинаида Гиппиус сказала, что “все равных по точности слов не найдешь“
Н.Н. Страхов учил молодого Розанова всегда представлять себе читателя, для которого пишешь. Но сколько философ ни пытался представить своего читателя, он никогда не мог его себе вообразить: “Я всегда писал один, для себя“. Своим мелким неразборчивым почерком наносил Василий Васильевич Розанов на случайные листочки бумаги не только “тексты сочинений“, но и разрозненные, как бы “бросовые“ мысли. Мысли обо всем виденном и слышанном и мыслимом и “немыслимом“. Едва ли кто-то из наших писателей оставил такой богатый материал для раскрытия собственного внутреннего мира, каждодневных переживаний и настроений, когда с “каждой новой зорькой“ рождались новые, подчас совсем иные, противоположные мысли.
В. В. Розанов один из немногих великих русских писателей, чье творчество до сих пор не рассматривалось в литературно-историческом контексте эпохи. Да и сами очерки его - определяющий жанр писателя - в большинстве своем остаются рассыпанными в журналах и сборниках.
Данное исследование основано на множестве архивных документов - мемуаров и писем: дочь Татьяна сумела уберечь архив отца в долгие годы гонений и незадолго до смерти передала его в ЦГАЛИ, Литературный музей.
Своеобразным подарком к прошедшему в ноябре 2018 года 200-летнему юбилею великого русского писателя, певца русской природы (очень хрестоматийно-шаблонно, но - правильно!) Ивана Сергеевича Тургенева стало поступление в фонд ПОУНБ монографий серии “Наследие И.С. Тургенева в русской и мировой культуре“: Галины Ребель “Тургенев в русской культуре“, Юрия Лебедева “Вехи жизни и творчества И. С. Тургенева“, Ирины Беляевой“Творчество И. С. Тургенева: фаустовские контексты“.
Издания, выпущенные при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований РФФИ, выдержаны в едином стиле. Академичность присутствует во всем: в представленных исследованиях (авторы – доктора филологических наук), в иллюстративном материале (цветные фото), в дизайне.
Галина Ребель – профессор Пермского государственного гуманитарно-педагогического университета, автор многочисленных монографий, посвященных анализу произведений классиков русской литературы, а также литературоведческих статей, опубликованных в журналах “Вопросы литературы“, “Русская литература“, “Дружба народов“ и др. – предлагает читателю вместе с ней оценить масштаб личности Ивана Тургенева как фигуры центральной в русской культуре второй половины 19 века.
Ребель, Г. М. Тургенев в русской культуре / ГалинаМихайловна Ребель. - Москва ; Санкт-Петербург : Нестор-История, 2018. - 374, [1] с. ; 24. - (Наследие И. С. Тургенева в русской и мировой культуре). – Библиогр.: с. 369-375 (147 назв.) и в подстроч. примеч.
“Гений меры“. Так называется предисловие к исследованию. Загадочно… Вот о Толстом и Достоевском - “гении безмерности“ (скорое всего, о масштабе проблематики произведений и объеме таковых). А о Тургеневе Мережковский писал: “В России, стране всяческого, революционного и религиозного максимализма, стране самосожжений, стране самых неистовых чрезмерностей, Тургенев едва ли не единственный, после Пушкина, гений меры, следовательно, гений культуры. Ибо что такое культура, как не измерение, накопление и сохранение ценностей?“ Согласимся с автором исследования, что формула философа отражает все стороны личности и творчества И.С. Тургенева.
В ходе анализа отдельных произведений, жанров (главы “Голос из темноты: “Живые мощи“ и живые души“, “Роман: становление жанровой формы“ части первой “Творческая стратегия“), в рамках сопоставления с творчеством И.А. Гончарова и М.М. Достоевского (глава “Тургенев и “Бесы Ф.М. Достоевского” части второй “Творческая полемика“) показаны эстетическое новаторство и диалогическая продуктивность художественной деятельности Тургенева, исследуется пересечение тем, тургеневской и пушкинской (глава третья “...У счастья нет завтрашнего дня”: пушкинские мотивы и образы в повести И.С. Тургенева “Ася”), тургеневской и добролюбовской (глава “Искушения русского романа: “Накануне” в добролюбовской интерпретации” части второй “Творческая полемика“), тургеневской и чеховской (глава десятая “Чехов как Базаров: мировоззренческий и художественный аспекты тургеневской традиции” части второй “Творческая полемика“).
Разносторонняя и при этом глубокая образованность, уникальный художественный дар, масштабность личности, интеллектуальная мощь и интеллектуальная свобода, просветительская энергия при содействии судьбы, в которой неразрывно сплелись Россия и Западная Европа, - все это обеспечило Тургеневу особое – срединное, стержневое – место в русской культуре.
Самый модный, самый читаемый писатель своего времени, Тургенев был великим художником, проторившем свой собственный путь не только в русской, но и мировой литературе, - сочетание уникальное, ибо в данном случае “модный“ – элитарный, изысканный, недосягаемо совершенный.
Ощущение неуловимой эталонности тургеневского письма сформулирована в 1874 году, при прочтении рассказа “Живые мощи“, Жорж Санд: “Мы все должны идти к вам на выучку“.
Писать лучше Тургенева было мудрено, тем более что кажущаяся простота оборотной стороной имела глубину, сложность, многомерность смыслов, на поверхности текста обозначенных пунктиром, ажурной вязью намеков, ассоциаций, параллелей, недоговоренностей.
Тургенев – родоначальник идеологического романа, именно он первым поставил в центр произведения героя-идеолога и сделал идеологическую проблематику одной из важнейших пружин сюжетного движения. Но предметом главного интереса, мерой всех вещей в романе Тургенева неизменно оставался человек, а не идея. Лизу Калитину, а не религиозную идею опоэтизировал в “Дворянском гнезде“, Евгения Базарова, а не нигилизм сделал притягательным и победительным в “Отцах и детях“. Первый “почвенник“ в русской литературе – герой романа “Дворянское гнездо“ Федор Лаврецкий, написанный с такой теплотой и художественной силой, что даже радикал-западник“ Н. Добролюбов, хотя и договорился, что “Лаврецкий принадлежит к тому роду типов, на которые мы смотрим с усмешкой, усмехнуться в данном случае не смог, более того – вообще не стал на сей раз ввязываться в полемику, а просто разделил “единодушное, восторженное участие всей читающей русской публики“.
Именно Тургенев сделал художественную литературу насущной потребностью для образованного общества. Его романы читали даже те, кто десятилетиями после окончания гимназии не брад книгу в руки. Именно он воспитал поколение читателей, для которых художество стало не столько предметом эстетического наслаждения, но и важнейшим стимулом интеллектуального развития, о чем свидетельствует критик-современник: “Каждое новое произведение г. Тургенева… ожидается с лихорадочным нетерпением, читается с жадностью; толки о нем не умолкают долгое время… ясное свидетельство того, в каком близком, в каком тесном отношении к русскому обществу находится талант г. Тургенева. Мы до того привыкли к периодическим явлениям произведений этого писателя, что в каждом из них ждем …нового слова“.
И эти ожидания неизменно оправдывались. Если “Записки охотника“ – это увековеченный в совершенной прозе образ провинциальной, народной России, то романы Тургенева – это художественная летопись эпохи, энциклопедия нравственной, духовной и социальной жизни русского образованного общества второй половины XIX века, история идеологических исканий дворянской и разночинской интеллигенции сороковых-семидесятых годов.
Он вывел целую галерею персонажей, которые, при всей своей человеческой неповторимости, несли в себе узнаваемые, знаковые “вечные“ черты. И в то же время Рудин, Лаврецкий, Инсаров, Берсенев, Шубин, Базаров, Литвинов, Потугин, Нежданов – это из новой жизни выхваченные, на лету уловленные национальные характеры, востребованные временем.
Своими женскими характерами Тургенев, в одной стороны, закрепил в русском самосознании восприятие пушкинской Татьяны как идеальной протогероини, а с другой – пополнил и обогатил “гнездо Татьяны“ пленительными и самоотверженными “тургеневскими “девушками.
Книга Галины Ребель - масштабное аналитическое исследование личности и творчества писателя, сопровождаемое солидным списком литературы из 145 позиций, - рекомендуется филологам, культурологам, всем, кого интересует история русской литературы данного периода.
Продолжает тему этапов жизненного и творческого пути писателя Юрий Владимирович Лебедев, доктор филологических наук, профессор Костромского государственного университета, заслуженный деятель науки Российской Федерации, автор монографий по творчеству Н.А. Некрасова, Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского. Сейчас перед нами очередное исследование - “Вехи жизни и творчества И. С. Тургенева“.
Лебедев, Ю. В. Вехи жизни и творчества И. С. Тургенева / Юрий Владимирович Лебедев ; М-во образования и науки Рос. Федерации, Костром. гос. ун-т. - Кострома : КГУ, 2018. - 205, [1] с., [3] л. цв. ил. : ил., портр. - (Наследие И. С. Тургенева в русской и мировой культуре). – Библиогр. в подстроч. примеч.
В одном из писем Полине Виардо приоткрывается характерная особенность писательского дарования Ивана Тургенева: чем острее он воспринимает мир в индивидуальной неповторимости преходящих явлений, тем тревожнее и трагичнее становится его любовь к жизни, ее мимолетной, ускользающей красоте. Тургенев – художник, по мнению автора, наделенный особым чувством времени, его неутомимого и стремительного хода. Еще в юности он написал стихотворение “В дороге“, пронизанное этим тревожным чувством: Утро туманное, утро седое // Нивы печальные, снегом покрытые, // Нехотя вспомнишь и время былое, // Вспомнишь и лица, давно позабытые...
Всю жизнь он прислушивался к ропоту колес убегающей жизни и тревожно всматривался в широкое небо над головой. По этой причине и художественные образы, созданные Тургеневым, привлекают своей хрупкостью и утонченностью. На эту их особенность впервые обратил внимание М.Е. Салтыков-Щедрин: “Да и что можно сказать о всех вообще произведениях Тургенева? То ли, что после прочтения их легко дышится, легко верится, тепло чувствуется?“
В книге шаг за шагом, с момента появления на свет до смертного одра, постигается внутренний мир писателя.Детские и юношеские годы, преходящее и вечное в художественном мире Тургенева, общественная позиция писателя, тургеневская Россия в “Записках охотника“, поиски новой манеры в повестях “Муму“ и “Постоялый двор“, взаимоотношения с А.Н. Островским в начале 1850-х годов, проблематика и поэтика романа “Рудин“, русские в романе “Дворянское гнездо“, роман “Накануне“, творческая история романа “Отцы и дети“, спад общественного движения 1850-х годов, роман “Дым“, Тургенев и революционное народничество 1870-х годов, роман “Новь“ - далеко не полный перечень исследуемых тем. Вся жизнь и творчество на двухстах страницах.
Квинтэссенцией творчества Тургенева явился цикл лирических миниатюр под названием “Стихотворения в прозе“, напоминающих поэму о пройденном жизненном пути.
Тургенев начал свой путь как поэт и поэзией его закончил. Причем это были не простые стихи, а именно стихотворения в прозе, по-своему увенчавшие напряженные устремления поэтической прозы Тургенева к гармоническому синтезу, к языку емких лирических формул.В книге стихов обобщались ведущие мотивы всех тургеневских повестей и романов, отражались важные вехи его судьбы, закрепленные в богатейшем эпистолярном наследии писателя. И глубоко символично, что открывало эту книгу стихотворение в прозе “Деревня“ – “Последний день июня месяца; на тысячу верст кругом Россия - родной край“ – а завершал знаменитый “Русский язык“, на всю жизнь остававшийся неиссякаемым источником надежды и веры Тургенева в историческую судьбу и высокое предназначение русского народа. Горькое сознание глубочайшего национального кризиса, переживаемого тогда Россией, не лишило Тургенева надежды и веры. Эту веру давал ему только родной язык.
Сомневающимся в будущности России маловерам Тургенев настойчиво повторял: “И я бы, может быть, сомневался – но язык? Куда денут наши скептики наш гибкий, чарующий, волшебный язык? Поверьте, господа, народ, у которого такой язык, - народ великий“.
Издание иллюстрировано цветными фотографиями, что поможет читателю ярче представить себе образы тех персон, о которых идет речь.
Самой любимой книгой Тургенева и центром притяжения в творчестве стал “Фауст“ Гете – лейтмотив монографии Ирины Анатольевны Беляевой “Творчество И. С. Тургенева: фаустовские контексты“, продолжившей серию “Наследие И. С. Тургенева в русской и мировой культуре“. Автор – доктор филологических наук, профессор Московского городского педагогического университета, профессор кафедры истории русской литературы МГУ имени М.В. Ломоносова, лауреат Международной литературной премии имени И.А. Гончарова (2017).Перу Ирины Беляевой принадлежит более ста научных работ.
Беляева, И. А. Творчество И. С. Тургенева : фаустовские контексты /Ирина Анатольевна Беляева. - Москва ; Санкт-Петербург : Нестор-История, 2018. - 247, [1] с. : ил., цв. ил., факс., портр. ; 24 см. - (Наследие И. С. Тургенева в русской и мировой культуре). - Библиогр.: с. 239-246 (102 назв.) и в подстроч. примеч. - Др. произведения авт. на 4-й с. обл.
Тургенев знал наизусть первую часть гетевской трагедии, переводил, обсуждал, советовал читать – например, в середине 1850-х годов пристрастил к этому чтению Л.Н. Толстого. Факт особого присутствия “Фауста“ в мире Тургенева отмечал еще лингвист, литературовед В.М. Жирмунский. Однако ученый нашел ему, да и всей увлеченности Тургенева творчеством Гете, весьма спорное, с точки зрения автора монографии, объяснение. В.М. Жирмунский считал, что многочисленные цитаты из Гете, прежде всего в тургеневской переписке, - это всего лишь “привычные формулы речевого стиля дворянской интеллигенции, окрашенного литературными аллюзиями“.
Однако интерес к гетевскому “Фаусту” со стороны Тургенева мог быть изначально связан с влиянием времени, поскольку именно в 1830-е годы сочинение Гете становится очень популярным. С этого момента вся творческая жизнь Тургенева связана с немецким поэтом, он подпитывается сочинениями немецкого поэта, постоянно обращаясь к его текстам.Постепенно“Фауст“ прочно проникает в плоть и кровь тургеневской художественной мысли. Один из самых обсуждаемых тургеневедами вопросов – о заголовочным комплексе и роли эпиграфа.
А вот другое, не менее важное для Тургенева произведение Гете “Страдания юного Вертера“менее исследовано в контексте тургеневского художественного сознания. Пока еще не систематизированы в должной мере отсылки в произведениях Тургенева к другим сочинениями Гете.
Тема обширна и многоаспектна, не обойдена вниманием исследователей и критиков. Но об исчерпанности говорить преждевременно. Как утверждает автор монографии, после фундаментальной работы В.М. Жирмунского “Гете в русской культуре“, где Тургеневу был посвящен целый раздел, а также некоторых работ европейских и отечественных ученых, написанных большей частью в середине XX века, отдельного исследования о Тургеневе и Гете так и не появилось.
В основу данной книги положены статьи и доклады на конференциях, темы которых так или иначе соприкасались с проблемой “фаустовских контекстов“ творчества Тургенева в целом, а также с изучением сюжета спасения как структурно-семантической основы русского классического романа. Все разрозненные наблюдения подчинены единой внутренней драматургии, которая обусловлена интересом к тургеневскому наследию, которое рассматривается в фаустовской системе координат, что, подчеркивает автор, не исключает иного прочтения, в свете иных литературных кодов.
В работе исследуется, едва ли не впервые в тургеневедении, проблема восприятия и творческого осмысления Тургеневым-художником тем и идей второй части “Фауста“. Предлагается трактовка романа “Накануне“ в свете темы Елены как “смыслового фокуса“, которое высвечивает новое, “фаустовское“, в универсальном звучании этого текста. В фаустовском ключе рассматривается важнейшая для понимания художественной антропологии Тургенева статья “Гамлет и Дон Кихот“. Повесть “Фауст“ анализируется в свете традиционной для этого текста исследовательской проблематики, связанной с идеей отречения, обозначенной идеей эпиграфа. При анализе “Дворянского гнезда“ вопрос об отречении и долге вновь будет обсуждаться, но уже с учетом дантовской темы “новой жизни“. Особое внимание уделяется роману “Отцы и дети“ в плане реализации в его структуре всего комплекса тем, мотивов и разработки человеческих типов, которые восходят к обеим частям “Фауста“ Гете. На проблему “отцов и детей“ также предлагается взглянуть с точки зрения фаустовской сверхзадачи обретения полноты бытия. Это центральный вопрос среди проблемного блока тем, интересующих Тургенева-художника и мыслителя. Для его решения Тургенев предлагает свои героям идти фаустовскими путями. Главный из них – любовный, в основе которого лежит скрытое, стремление героя к Красоте во всей ее полноте, подразумевающей и Добро. Она же оказывается верным источником спасения или восстановления падшего человека, каким и является “современный человек“, современный Фауст.
“Фауст“ Гете оказался для Тургенева тем текстом, который подсказал писателю путь к его “новой манере“. Она не могла состояться без освоения им опыта немецкого поэта в области художественно-образного воссоздания диалектичности всего существующего.
Кончено, Гете был не единственным автором, а “Фауст“ не единственной книгой, которая формировала новый художественный язык Тургенева в 1850-е годы, но воздействие ее чрезвычайно велико.
Как создатель национальных вариаций “русского Фауста“ и “русской Гретхен“ он намного опережает Достоевского. Глубинная укорененность Тургенева в гетевском “Фаусте“ обогатила и самого писателя и нашу литературную традицию, которую мы не всегда определяем как “чужую“, поскольку она для нас уже не чужая, а “своя“. Это и есть фаустовские контексты русской культуры, которыми мы обязаны Тургеневу.
В заключение отмечу, что список литературы на русском и английском языках из более чем ста позиций, дополняющий исследование, будет хорошим подспорьем для студентов, изучающих творчество И.С. Тургенева, и научных работников, защищающих кандидатские и докторские диссертации по той же тематике.
++++++
На протяжении всей своей творческой деятельности Тургенев вел активный, острый, заинтересованный диалог с русским образованным обществом. Брошенные им мировоззренческие и эстетические вызовы по сей день остаются актуальными, острыми и насущными – особенно для того, кому дорога русская культура, одним из ярчайших представителей которой был сам Тургенев.
PS
В XIX веке слово прозаика или поэта могло изменить ход истории, а русская классическая литература была камертоном не только для последующих пишущих соотечественников, но и для ряда зарубежных авторов мирового уровня. Учитель, проживший и прочувствовавший ответы на важнейшие вопросы бытия, лекарь, врачующий душевные раны, а порой и мессия, пронзающий пространство пророческой нотой - вотпортрет русского классика того времени.
